Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков] - Фредерик Дар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Этот господин хотел бы поговорить с тобой! — проворчал Кастэн.
Женщина покраснела и пугливо взглянула на меня. Я догадался, что моя персона чем-то смущала ее, и ей не удавалось определить, кто я.
— Я нашел ваш бумажник, — пробормотал я, вытаскивая его из кармана.
Она слегка побледнела.
— Боже мой! Так, значит, я его потеряла…
Торговец гробами злобно вмешался:
— Решительно, ты никогда не изменишься, бедная моя Жермена!
Он становился красноречивым…
— Как отблагодарить вас, месье? Там были деньги? — Да.
Он буквально вырвал бумажник из рук своей жены. Та побледнела еще больше. Я подумал, что я верно поступил, вытащив оттуда фото толстомордого парня. Пока что ему было лучше находиться в моем кармане, чем в бумажнике мадам Кастэн. И действительно, могильщик обыскал весь бумажник из крокодиловой кожи.
— Восемь тысяч франков, — вздохнул он. — Ну, что же, можно сказать, что вы честный человек, месье.
Этот крик, идущий из самого сердца, рассмешил меня.
— Ты могла бы поблагодарить месье! — воскликнул Кастэн.
— Спасибо, — пробормотала женщина.
Похоже, она была близка к обмороку.
— Право же, не за что, это так естественно…
— Где вы его нашли? — поинтересовался муж. Голос его был полон подозрения. Жена бросила на меня отчаянный взгляд.
«Ясно, — подумал я, — ты не хочешь, чтобы я рассказывал о телефонной кабинке, милашка».
Тотчас же я мысленно связал маленькую фотографию и телефонный звонок.
— Я не смогу вам объяснить, — ответил я, — я не знаю города. И дополнил эти слова неопределенным жестом: — Там, на улице…
Я никогда не забуду полный признательности взгляд, которым она меня наградила. Я возродил в ней вкус к жизни…
Кастэн стал настойчиво предлагать мне аперитив. Я не заставил себя долго уговаривать. Давненько я не совал свой нос в стакан со спиртным и здорово нуждался в этом.
Из магазина мы прошли узким, освещенным тусклой лампочкой коридором в столовую, такую убогую, хоть вой!
— Садитесь, прошу вас!
Вначале мне захотелось убраться отсюда. Эта столовая походила на могилу. Она была длинная, узкая. И свет проникал только через форточку, выходящую во двор. Мебель была не лучше и не хуже той, что обычно встречается в домах мелких провинциальных лавочников. Но в этих стенах, оклеенных желтоватой, цвета неизлечимой болезни бумагой, каждый предмет казался каким-то элементом похоронных украшений. Как, черт подери, женщина могла жить здесь!
Кастэн усадил меня и налил стаканчик какой-то желтушной жидкости, которую он мне представил под претенциозным названием «домашний аперитив». Это было горько и сладко одновременно, я никогда не глотал такой ужасной микстуры.
В душе я ругал себя за свою честность, а эта кладбищенская крыса славила меня за этот поступок.
— Так вы не здешний?
— Нет. Из Парижа…
— Вы работаете?
— Я хотел бы. Поэтому я и приехал в ваш город. Друг сообщил мне, что каучуковая фабрика искала коммивояжера. Я раньше уже работал в химической промышленности.
В его голосе слышался интерес, когда он спросил меня:
— Одним словом, вы сейчас без работы?
— Одним словом, да. Два года назад я оставил работу в Париже и связался с одним мошенником, который собирался организовать предприятие в Марокко. Туда ушли и те небольшие сбережения, что были у меня. Два года я томился в маленьком бюро в Касабланке. Там была жуткая жара, и я никогда не видел у нас никого, даже своего компаньона.
Я вернулся в прошлом месяце. Хотел найти работу там, но в ту пору французу в Марокко устроиться было непросто. Короче, я снова во Франции, без единого сантима, без работы. Это совсем не смешно.
— Вы женаты?
— По счастью, нет.
Это я сказал от чистого сердца, при этом живо повернулся к молодой женщине, неподвижно стоявшей у косяка двери.
— Я хочу сказать, по счастью для женщины, которая могла бы за меня выйти.
Она улыбнулась мне. Это было первый раз, и мне показалось, что луч света осветил комнату.
— Здесь у вас с работой не вышло? — спросил могильщик.
— Меня опередили.
— А вам хотелось бы работать в наших местах?
— Все равно где. Ну а здесь… Местность мне нравится. Я и сам из провинции.
Это, конечно же, было «липой», я это сказал только затем, чтобы понравиться им.
Он схватил свою проклятую бутылку с домашним аперитивом.
— Еще слезинку?
Поистине у него был профессиональный жаргон.
— Нет, право, вообще-то я не пью.
Он одобрительно поморгал.
— Вы правы. Мой папаша был алкоголиком, а за разбитые горшки платит Ашилл Кастэн. — И добавил с гордостью: — Ашилл — это я.
Наступило время прощания. Жена вернулась к плите.
— Ну, что ж, месье Кастэн, рад был познакомиться…
— Еще раз спасибо.
Мы пожали руки перед тем, как выйти за порог магазина. Его рука была сухой и холодной. Он не отпустил меня. Его пальцы были, как когти хищной птицы.
— Скажите-ка, месье…
Я вспомнил, что еще не представился.
— Блэз Деланж.
Я ожидал продолжения, но он, казалось, колебался. В его быстрых маленьких глазках читалось раздумье, что для него было непривычным.
— Вы хотите что-то сказать?
Он внимательно оглядел меня с ног до головы без всякого стеснения. Я едва сдержался, чтобы не послать его.
— А если я сделаю вам одно предложение?
— Мне?
— Вас это удивляет?
— Господи, это зависит от того, о чем пойдет речь.
Блондинка вернулась из кухни, где она добавляла воду в телячье жаркое.
— Вы уходите? — спросила она.
В ее голосе был немой укор, а большие голубые глаза казались еще более встревоженными.
— Мне надо на поезд и…
Но муж прервал меня:
— Ты знаешь, о чем я подумал, Жермена?
На самом деле он обращался ко мне, просто разговаривать с женой было для него проще. Гробовщик прочистил горло.
— Мне нужен помощник, чтобы заменять меня, так как мое здоровье оставляет желать лучшего. Поскольку месье ищет работу… Мне кажется, что…
Клянусь, я чуть не расхохотался. Это было самое необычное предложение, какое мне когда-либо делали. Я — могильщик… Я представил себя в треуголке, в туфлях с пряжками, с черной накидкой на плечах, идущим впереди похоронной процессии. Нет, это уж слишком похоже на фарс. Однако я удержался от смеха.
— Заменять вас в чем? — спросил я. — Я совершенно не знаю вашу профессию, месье Кастэн, кроме того, это не слишком веселое занятие.
— Вы ошибаетесь, оно не хуже других.
Ну вот, я его завел. Как и все люди, страдающие желудком, он был крайне чувствителен.
— Я этого не отрицаю, однако считаю, что оно требует некоторых… э-э-э… качеств, которыми я не обладаю.
— Но которые вы сможете приобрести. Конечно, речь не идет о том, чтобы вы организовывали похороны, но наше ремесло включает в себя и другие стороны, которые меня утомляют. Наша работа, видите ли, начинается с каталога… А вы, месье Деланж, боитесь мертвых?
Я прокрутил в голове всех своих умерших знакомых.
— Страх — это не то слово. Я… Они у меня вызывают робость.
— От этой робости легко избавиться, поверьте мне. Вначале и я был, как вы… А потом привык.
Кастэн пожал плечами.
— Я знаю, профаны городят всякое о нашей профессии. Им трудно представить, что это нормальная работа. Однако я могу вас уверить, что хлеб могильщиков имеет тот же вкус, что и хлеб людей других профессий.
В это время в магазине зазвонил телефон, и он вышел. Оставшись наедине с женщиной, я вытащил из кармана фотографию и незаметно протянул ей.
— Возьмите.
Она сунула ее за вырез блузки и прошептала:
— Спасибо.
Некоторое время мы смотрели друг на друга, Жермена была из тех женщин, которых хочется видеть немного несчастными, чтобы иметь возможность их утешить.
Раздался щелчок, извещавший о конце телефонного разговора.
— Оставайтесь, — выдохнула она.
Произнесла ли она на самом деле это слово, я не знаю. Теперь я спрашиваю себя, а не почудилось ли мне?
Кастэн вернулся с удовлетворенным видом.
— Звонили по поводу клиента, — ликующе сказал он. — Безработица нам не угрожает. Конечно, пенициллин и сульфамиды у нас кое-что отнимают, но… Что вы решили?
Я чувствовал на себе взгляд его жены, не осмеливаясь посмотреть на нее.
— Можно попробовать, — вздохнул я.
2
Конечно, златые горы он не предлагал: двадцать тысяч франков в месяц, обед в полдень и небольшой процент с дел.
Кастэн уверял меня, что таким образом я смогу улучшить свое положение. С учетом обедов это давало заработок около пятидесяти тысяч франков.
Могильщик сказал, что с таким доходом в их городке я буду жить как принц. Он знает небольшой отель, где я смогу устроиться за сносную плату. Короче, он нахваливал мою новую жизнь тем больше, чем больше я сомневался.